ПРОФЕССОР ГЕНРИ ДРУММОНД

САМОЕ ВЕЛИКОЕ
В МИРЕ ЛЮБОВЬ


„Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая, или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, — нет мне в том никакой пользы”.
Любовь долготерпит, милосердствует,
Любовь не завидует,
Любовь не превозносится, не гордится,
Не бесчинствует,
Не ищет своего,
Не раздражается,
Не мыслит зла,
Не радуется неправде, а сорадуется истине.
Все покрывает, всему верит, всего надеется,
Все переносит.
Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится. Ибо мы отчасти знаем и отчасти пророчествуем. Когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится. Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое. Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан. А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше”. (1 Кор. 13).

ВЫСШЕЕ В МИРЕ БЛАГО

В чем заключается высшее благо? Вот великий вопрос, который задавал себе всякий человек и древнего и нового мира. Жизнь перед вами. Раз только вы имеете возможность жить. К чему же направить самые благородные желания? В чем видеть высший дар?
Мы привыкли слышать, что высшее для религиозного человека благо есть вера. Великое это слово красною нитью проходило в течении веков народной религии, и мы легко научились смотреть на веру, как на высшее в мире благо. Но мы ошибаемся. Подобное утверждение может нас сбить с толку. В той главе, которую я вам только что прочел и в которой вы становитесь лицем к лицу с самим источником христианства, сказано: „любовь из них больше”. И сказано это не по ошибке.
Ап. Павел за момент до этого говорил о вере. Вот его слова: „и если имею всю веру, так что могу и горы переставлять, а любви не имею, то я ничто”. Не по забывчивости, а преднамеренно противополагает он их: „а теперь пребывают вера, надежда, любовь, сии три” и, не колеблясь минуты, заканчивает: „но любовь из них больше”.
Но не в одном только этом послании к Коринфянам мы находим указание на любовь, как на высшее в мире благо. Все знаменитые памятники христианского учения сходятся в этом. Петр говорит: „более всего имейте усердную любовь друг к другу”. Иоанн Богослов идет еще дальше, „Бог есть любовь”, говорит он. И вы помните то замечание, которое ап. Павел делает в другом месте: „любовь есть исполнение закона”. Думали ли вы когда-нибудь на что намекал он этим? В его время люди надеялись достичь Небесного Царствия исполнением десяти заповедей и ста десяти других, выведенных из первых десяти.
Но из учения Христа открывается простейший путь. Исполняя одну Его заповедь, вы, не ведая сами о том, исполняете все сто десять других. Любя — вы бессознательно исполняете весь закон. И вам самим нетрудно убедиться, что это так. Возьмите любую из заповедей. „Да не будет у тебя других богов пред лицом Моим”. Но нужно ли обращаться с таким требованием к человеку, который любит Бога? Любовь ручается за исполнение этого закона. „Не произноси имени Господа Бога твоего напрасно”. Но если кто любит Бога, то неужели захочет он произносить имя Бога напрасно? „Помни день субботний, чтобы святить его”. Но разве не с радостью всякий отдаст один из семи дней более исключительному служению предмету своей любви? Любовь сама по себе исполнила бы все эти заповеди по отношению к Богу. Подобным же образом вам не пришло бы даже на мысль говорить о почитании отца и матери тому, чье сердце горит любовью ко всему человечеству. Он иначе и поступить бы не мог. Нелепо было бы обращаться к такому лицу с заповедью: „не убивай”. Требованием „не кради” вы могли бы его только оскорбить. Как он может воровать у тех, кого он любит? Совершенно излишне было бы просить его, чтобы он не свидетельствовал против друга своего ложно. Если он любил бы своего ближнего, то подобный поступок был бы самым позорным из всего, что он мог сделать. Точно также нет смысла наставлять его, чтобы он не желал ничего из имущества своего соседа. Да, он пожелает приобрести что-нибудь новое своему соседу скорее, чем самому себе. Вот в каком смысле: „любовь есть исполнение закона”. Она правило для исполнения всех правил, она новая заповедь для соблюдения всех старых заповедей, она тайна христианской жизни, открытая Христом.
Теперь ап. Павел, познавая эту истину, в этой знаменитой, хвалебной главе дал нам самое замечательное и самое оригинальное исследование о любви. Мы можем разделить это исследование на три части. В начале этой короткой главы мы находим противопоставление любви, в середине — анализ ее, в конце — защиту ее, как высшего дара.

КОНТРАСТЫ

Павел начинает с того, что противополагает любовь другим духовным элементам жизни, которые также высоко ценились его современниками. Подробно на них останавливаться я здесь не думаю: уже было доказано, что по значению своему они уступают любви.
Прежде всего выдвигает он контраст между любовью и красноречием. Правда, умение играть душою и волею людей, увлекать их к высоким целям и делам, угодным Богу — великий дар, однако Павел говорит: „если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая, или кимвал звучащий”. И все мы знаем почему. Мы все чувствуем, что слово без чувства также не может никого убедить, как пустой металлический звук, что речь, в которой не слышишь любви, бессодержательна, бесцветна, бессильна.
Дальше он отмечает контраст между любовью и даром пророчества, между любовью и тайнами, между любовью и верою, между любовью и милосердием. Почему любовь больше веры? Потому что цель важнее средств. Почему любовь выше милосердия? Потому что целое больше части. И так, любовь больше веры потому, что цель важнее средств. Для чего нужна вера? Она соединяет душу человека с Богом. С какой целью? Чтобы человек стал подобен Богу. Но ведь Бог есть любовь. Отсюда ясно: вера есть средство для достижения любви, как цели. Любовь отсюда, очевидно, больше веры. Далее, она важнее милосердия потому, что целое больше своей части. Милосердие является только маленькой долей любви, один из бесчисленных путей любви и часто милосердие может проявляться, да и на самом деле проявляется, без любви. Не трудно сунуть на улице какой-нибудь грош нищему и в общем даже легче, чем не дать ничего. Но любовь приводит к отказу так же часто, как и к подаянию. За медяшку мы вымениваем себе освобождение того тяжелого гнета, который по симпатиям к человеческим страданиям, мы испытываем при виде нищеты. Дешевой ценой, слишком дешевой ценой, мы откупаемся от того, что часто так дорого нищему. Если бы мы действительно любили его, мы бы дали ему больше или не дали бы ничего.
Затем ап. Павел обрисовывает контраст между любовью с одной стороны, жертвой и мученичеством с другой. Я прошу небольшой круг тех лиц, которые стремятся стать миссионерами, (а я имею честь впервые приветствовать некоторых из вас этим именем) помнить, что хотя бы вы тело свое отдали на сожжение, а любви не имеете, то нет вам в том никакой пользы, никакой. На всем вашем характере должен лежать отпечаток и отражение любви Божьей — это будет самое великое приобретение из всех, которые вы можете сделать, отправляясь к язычникам.
Любовь — язык, понятный народам всего мира. Годы пройдут прежде чем вы научитесь говорить по-китайски или на наречиях Индии. Но с первого дня, как вы пристанете к чужой стране, на этом понятном всем языке любви, польется у вас, помимо даже вашего сознания, могучая речь. Успех проповеди лежит в самом человеке, а не в словах его. В характере его лежит порука в исполнении им принятой миссии. В сердце Африки, в стране великих озер, я был среди чернокожих, мужчин и женщин, которые вспоминали только об одном белом из всех, виденных им раньше. Белый этот — Давид Левингстон, и на всем пути его по этому континенту чернокожих, лица людей освещались внутренним светом, когда они заговаривали о добром докторе, посетившем их много лет назад. Понять его они не могли, но они чувствовали любовь, которая жила в его сердце. Вкладывайте в новую область вашей работы, посвятить которой вы собираетесь также всю жизнь, эту очаровательную простоту и труд всей вашей жизни должен иметь успех. Большего брать с собою вам не нужно, меньшего — не следует, ибо с меньшим запасом не стоит и в путь отправляться. Вы можете быть одарены всеми талантами, вы можете быть готовы на все жертвы, но, если бы вы отдали тело свое на сожжение, а любви не имели, то нет ни вам, ни делу Христа, в том никакой пользы.

АНАЛИЗ

Отметив контрасты любви с только что упомянутыми духовными элементами жизни, ап. Павел в трех весьма кратких стихах дает нам замечательный анализ этого высшего блага. Я попрошу вас всмотреться в этот анализ. Любовь, говорит он нам, сложное явление. Она подобна свету. Подобно тому, как, не раз на ваших глазах человек, знакомый с наукой, пропускал через стеклянную призму луч солнца и этот луч выходил по другую сторону призмы разложенным на свои составные цвета — красный, голубой, желтый, фиолетовый, оранжевый — все цвета радуги, точно также и ап. Павел пропускает понятие любви через великолепную призму своего вдохновенного ума, и перед вашими глазами развертываются все составные элементы любви. В его немногих словах нам открывается, можно сказать, спектр любви, анализ любви. Не желаете ли посмотреть, каковы ее элементы: не замечаете ли вы, что они носят общепринятые названия, что они являются добродетелями, о которых мы слышим каждый день, что они могут быть выполнены на практике каждым человеком в любой момент жизни. Разве вы не видите, как из мелких и самых обыденных добродетелей слагается высшее благо.
Спектр любви распадается на девять частей:

Терпение…………..„Любовь долготерпит”.
Милосердие…………. „И милосердствует”.
Великодушие……….„Любовь не завидует”.
Смирение……...„Любовь не превозносится,
не гордится”
Вежливость…………….„Не бесчинствует”.
Бескорыстие……………..„Не ищет своего”.
Кротость………………..„Не раздражается”.
Простодушие……………..„Не мыслит зла”.
Искренность………„Не радуется неправде,
а сорадуется истине”.
Терпение, милосердие, великодушие, смирение, кротость, вежливость, бескорыстие, простодушие, искренность — вот составные части высшего дара, вот духовное содержание совершенного человека. Вы можете заметить, что все эти свойства определяют наши отношения к людям, к жизни, к известному нам сегодняшнему дню, к близкому завтра, но ничего не указывают относительно неизвестной вечности. Мы много слышим о любви к людям. Религия является не каким то внешним придатком, она — вдохновение частной жизни, дыхание вечного духа в этом временном мире. Высшее благо, говоря коротко, не представляет из себя чего-нибудь реального, но особый дар, который открывает человеку возможность придать в дальнейшем ценность множеству слов и действий, составляющих нашу повседневную жизнь.
Здесь мы можем сделать только беглую заметку о каждой из составных частей любви. Любовь — есть терпение. Оно ее нормальное свойство, любовь пассивна, она ждет начала, она не торопится, она спокойна, она готова исполнить свой труд, когда к ней обратятся с призывом, а пока ее не требуют, на ней красуется отпечаток кроткого и спокойного духа. Любовь долготерпелива, она все выносит, во все верит, на все надеется. Любовь ведь все понимает, а потому и ждет.
Милосердие. Любовь — активна. Замечали ли вы, что значительную часть своей жизни Христос посвящал делам милосердия, — делам только милосердия. Пересмотрите всю жизнь Его с этой стороны и вы найдете, что значительную часть своего времени, Он просто тратил на то, чтобы делать людей счастливыми, чтобы оказывать им благодеяния. В этом мире выше счастья одна только святость и эта святость — вне нашей власти, за то Бог отдал в наши руки счастье наших ближних, и мы в значительной степени содействуем счастью их, когда мы милосердны к ним.
Есть изречение: „самое большее, что человек может сделать для своего Небесного Отца — это быть милосердным к остальным Его детям”. И я удивляюсь, почему наше милосердие не идет дальше тех пределов, в каких мы практикуем его теперь. А как сильно нуждается мир в милосердии. Как легко быть милосердным... Ежеминутно находим мы случаи приложить наше милосердие к делу. Каждый акт милосердия неизменно запоминается. Как щедро оно вознаграждается: нет должника на свете столь чтимого, столь высоко чтимого, как любовь: „любовь никогда не перестает”. Любовь — успех, любовь — счастье, любовь — жизнь, „Любовь”, повторяю я с Брауннингом, — „энергия жизни”.
Весь жизненный наш путь со всеми его радостями и горестями, со всеми надеждами и опасениями вполне определяется тем, как понимаем мы любовь: какова она могла быть, какова была на самом деле и какова теперь.
Где любовь — там и Бог. Пребывающий в любви, пребывает и в Боге. Бог есть любовь. Любите поэтому, любите без расчета, без замедления. Щедро дарите свою любовь бедным, где крайне легко ее расточать. Особенно любовно относитесь к богатым, которые часто нуждаются в ней больше всего, но самую горячую любовь питайте к равным вам, к ко­торым сохранять это чувство крайне трудно и для которых, быть может, каждый из нас делает особенно мало. Есть известное различие между тем, кто только пытается нравиться и тем, кто для других является действительным источником удовольствий. Будьте таким источником удовольствия. Не пропускайте случая доставить кому-нибудь удовольствие: душа истинно любящего человека найдет в этом высокую радость и торжество без всяких хлопот со своей стороны, без всякого признания своих заслуг со стороны окружающих.
Раз только совершу я свой жизненный путь. Так пусть же, немедля буду я браться за каждое доброе дело, совершить которое представляется мне случай. Пусть тотчас же буду исполнять каждый акт милосердия, который могу я оказать кому либо из своих ближних. Так не позволю же я себе ни откладывать, ни пренебрегать этой обязанностью, ибо не суждено мне повторять этот путь еще раз.
Великодушие. „Любовь не завидует”, т.е. любовь у человека соревнующегося с другими. Когда вы приступите к какому-нибудь доброму делу, вы встретите других людей, которые также заняты добрыми делами и исполняют их, как может случиться, лучше вас. Не завидуйте им! Зависть — чувство недоброжелательства к тем, кто идет в одном с нами направлении, — порождение духа корыстолюбия и злословия. Как мало защищает нас против этого нехристианского чувства даже работа во имя Христа. Это побуждение, самое низкое из всех недостойных побуждений христианской души, зорко сторожит за нами на пороге каждого дела, раз только мы недостаточно великодушны. Правда, христианин может по праву завидовать, или лучше сказать соревновать, но только той обширной, богатой, благородной душе, которая не завидует.
Раз вы усвоили необходимость указанных добродетелей, то вы поняли, что дальнейшей вашей обязанностью будет смирение, которое наложит печать на уста ваши и заставит забыть вас о всех ваших добрых делах. Совершите ли вы акт милосердия, или любовь ваша тайком проникла в мир и исполнила свое прекрасное дело, скройтесь опять в тени и ничего не говорите о вашем поступке. Любовь таится даже сама от себя. Даже чувство самоудовлетворения отвергает любовь. „Любовь не превозносится, не гордится”.
Странно как то встретить в качестве пятой составной части вежливость. Но вежливость есть проявление любви в обществе по отношению к общепринятым формам общежития. „Любовь не бесчинствует”. В пустяшных случаях, человека с любящей душой мы назовем человеком обходительным, в более важных, но все таки мелких — вежливым. Весь секрет обходительности в том, чтобы иметь любящее сердце. Любовь не может бесчинствовать. Вы можете самого невоспитанного человека ввести в самое высшее общество, и если у этого человека любящее сердце, то он не сделает ни одного проступка против правил приличия. Он просто не может сделать ничего подобного. Карлеиль сказал о Роберте Беренсе, что не было большего джентельмена в Европе, чем этот поэт-крестьянин. Причина ясна: Беренс все любил — и мышь, и маргаритку, и все великое, и малое, что создал Бог. С такой душой он мог бы сойтись с любым обществом, и ему, обитателю маленькой хижины на берегах Эйра, были открыты двери великосветских гостинных и дворцов.
Бескорыстие. „Любовь не ищет своего”. — Заметьте: не ищет даже того, что принадлежит ей по праву. В Британии англичанин предан своим правам, — и это вполне естественно. Но бывают моменты, когда человек аппелирует даже к более высокому праву — праву принести в жертву свои права. Но ап. Павел не призывает нас к отречению от наших прав. Любовь затрагивает нашу душу глубже. Она хотела бы, чтобы мы совсем не искали своих прав, пренебрегли бы ими, вычеркнули бы личный элемент из наших расчетов. Нетрудно принести в жертву свои права. Часто носят они совершенно внешний характер. Трудно принести в жертву самих себя. Еще труднее ни о чем для себя не хлопотать. Пока мы искали свои права, покупали, выгадывали, выслуживали их, мы уже сняли с них все сливки. Тогда, пожалуй, уж и не так тяжело отказаться от них... Но не искать их, заботиться каждому не о том, что ему следует, а о том, что следует другим.
„Домогаешься ли ты великого”, говорит пророк, „не домогайся”. Почему? Потому, что нет величия в окружающих нас предметах. Предметы не могут быть великими. Величие в одной только бескорыстной любви. Даже самоотречение само по себе — ничто, почти недоразумение. Только высокая цель или достаточно сильная любовь могут оправдать такую жертву. Труднее, как сказал я, совсем не искать своего, чем отступиться от разысканных уже своих прав. Я должен несколько объяснить эту последнюю мысль. Она справедлива только по отношению к тому человеку, который еще не вполне вытравил себялюбие из сердца своего. Для любви нет затруднений, ничто ей не трудно! Я верю, что „иго” Христа легко, а „иго” Его есть как раз тот жизненный путь, который Он выбрал Себе. И я верю также, что путь этот и легче, и счастливее всякого другого пути. Самым наглядным уроком в учении Христа было Его утверждение, что не в обладании или приобретении, а в даянии — наше счастье. Я повторяю: не в обладании, не в приобретении — наше счастье, а только в даянии.
И полмира ищет счастья не в том пути, на котором его можно найти. Думают, что счастье состоит в обладании, в приобретении, в услугах других, а оно заключается в том, чтобы раздавать свое и прислуживать другим. „Кто из вас хочет быть первым”, говорит Господь, „пусть будет всем слуга”. И кто стремится к счастью, пусть помнит, что туда ведет один путь: тот, кто дает, блаженнее и счастливее того, кто получает.
Следующая составная часть высшего блага и часть весьма замечательная: „кротость”. Любовь не раздражается. Трудно было ожидать встретить здесь кротость. Мы склонны считать вспыльчивость очень невинною слабостью. Мы говорим о ней, как о неустойчивости натуры, семейном недостатке, особенности темперамента, и не принимаем ее в серьезный расчет при оценке характера человека. А, между тем здесь, в анализе любви, кротость занимает центральное место и Библия в нескольких местах осуждает вспыльчивость, как один из самых разрушительных элементов в человеческой природе.
Особенность вспыльчивости заключается в том, что ее мы часто находим у людей добродетельных. Она часто — единственное пятно в характере, благородном во всех других отношениях. Вы знаете мужчин вполне безупречных и женщин совершенно безукоризненных, которые заслуживают упрек только в том, что легко раздражаются и так же быстро приходят в себя, или в том, что выказывают предрасположение к вспыльчивости. Такая совме­стимость вспыльчивости с высоконравственным характером представляет одну из самых любопытных и трудных задач этики. Истина заключается в том, что есть два рода грехов: грехи, вызываемые требованиями плоти, и грехи, вытекающие из настроения духа. Блудный сын может служить типом людей, обуреваемых первыми, его брат — вторыми. Общество ни минуты не колеблется в своем решении, кто из них хуже: оно смело клеймит блудного сына. Но правы ли мы? У нас нет весов, на которых могли бы мы взвесить грехи другого, и слова „грубее”, и „благороднее” — человеческие выражения, но грехи относительно высшей природы могут быть заглажены с меньшей легкостью, чем грехи против низшей природы, и в глазах Того, кто Сам - Любовь, грех против любви может показаться в тысячу раз тяжелее всякого другого греха.
Ни один порок: ни суетность, ни жадность к деньгам, ни даже пьянство не удаляют наше общество от учения Христа больше, чем удаляет дурной характер. Ничто не портит так сладость жизни, ничто не вносит таких раздоров в общество, ничто так властно не разрушает самых священных связей, ничто не влияет так гибельно на домашний очаг, не иссушает так мужчин и женщин, не помрачает детства, — нет, говоря короче, другой силы, способной приносить такие же глубокие, действительные несчастия, как злой характер.
Посмотрите на старшего брата, нравственного, работящего, терпеливого, строго исполняющего свой долг, — мы и не будем подвергать сомнению его добродетели, — всмотритесь же в этого человека, когда он разгневанный стоит за дверями дома своего отца. „Он разгневался”, читаем мы, и „не хотел войти”. Посмотрите, какое впечатление произвел он на своего отца, слуг, веселых гостей. Примите в расчет ту горечь, которую влил он в сердце блудного сына и сколько подобных блудных детей были бы исключены из Царствия Божия, если бы Провидение следовало жестокому требованию тех, кто питает самые уверенные надежды быть в Царствии Небес­ном. Анализируйте поскольку можно изучить темные стороны его характера, те самые грозовые тучи, которые собираются над челом старшего брата.
Каковы же они? Ревность, недоброжелательство, гордость, черствость, жестокость, самодовольство, обидчивость, угрюмость, раздражительность — вот из чего слагается эта темная и лишенная любви душа.
В различной пропорции также все эти элементы входит составными частями в характер всякого злого человека. Подумайте, разве человеку с такими грехами, вытекающими из настроения духа, не хуже жить, чем человеку, отягченному грехами плотскими, разве не покажется он окружающим тяжелее этого последнего? Разве Сам Христос не ответил на этот вопрос словами: „Истинно говорю вам, что мытари и блудницы вперед вас идут в Царствие Божие”. Человек с такою душою в действительности не найдет места на небе. Такой человек сделал бы ненавистным само небо его обитателям. Если бы, поэтому, такой человек родился еще раз, то он не мог бы, просто не мог бы, войти в Царство Небесное. Ведь прекрасно известно, — и вы не дадите ложного толкования моим словам, что тот только человек войдет в Царство Небесное, который носит его в себе.
Вы видите теперь почему темные стороны характера имеют такое значение: не сами по себе они важны, а важны тем, что открывают внутренний мир человека. Вот почему я позволил себе остановиться на них так подробно. Они являются пробным камнем для любви, симптомом, проявлением натуры, в глубине души неспособной к любви.
Раздражительный характер напоминает нам перемежающуюся лихорадку, которая ручается за наличность в организме хронического недуга, а вспышки такого характера можно сравнить с пузырьком газа, случайно всплывающим на поверхность и указывающим, что там на дне, происходит какой то процесс гниения. Эти вспышки — образчик того, что творится у данного лица в глубине души и что прорывается непроизвольно, когда человек не в состоянии владеть собой, — одним словом, проблеск сотни отвратительных и враждебных христианству грехов. Один такой порыв раздражительности служит нам порукой, что в душе человека, его пережившего, нет терпения, милосердия, великодушия, вежливости, бескорыстия.
Недостаточно поэтому бороться только с раздражительностью. Мы должны направить усилия свои на источник ее, изменить внутреннюю нашу природу, и тогда эти тяжелые проявления нашего настроения исчезнут сами собой. Душу излечим не тем, что устраним худые соки, а тем что вложим в нее нечто новое — великую любовь, новый дух, дух Христа.
Христос, дух Христа, проникая в нас, исцеляет, очищает, перерождает все наше существо.
Только Он может вырвать с корнем все в нас дурное, вызвать глубокие химические изменения, обновить, возродить, восстановить внутреннего человека. Сила воли не изменяет людей.
Время не изменяет людей. Изменяет Христос. Пусть поэтому будут в нас такие же чувствования, какие и в Иисусе Христе.
У некоторых из нас уже мало осталось времени. Помните только, что вопрос, о котором здесь идет речь, — вопрос жизни или смерти. Ни для меня, ни для вас нет вопроса более серьезного. „А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили бы во глубине морской”. Вот мудрый приговор Иисуса Христа, которым Он заявил, что тому, кто неспособен любить, не стоит и жить.
Лучше не жить, чем не любить.
О простодушии и искренности мы можем быть очень кратки. Для людей недоверчивых, простодушие — дорогой дар. И обладание им составляет великую тайну личного влияния. Размыслив одну минуту вы увидите, что тот, кто оказывает на вас какое-нибудь влияние, верит в вас. В атмосфере подозрительности люди замыкаются в себя. Среди доверчивых людей сердце раскрывается, ободряется, и человек становится способным перевоспитываться. Удивительно еще, что в нашем жестоком мире то тут, то там, встречаются изредка люди, которые не замышляют своему ближнему зла. Любовь „не мыслит зла”, для нее не надо никаких оснований, она смотрит на все со светлой стороны, во всем предполагает самое лучшее. Какое прекрасное состояние духа у человека, живущего с такими чувствами. Даже простая встреча с ним ободряет нас и действует благодетельно на нашу душу. Заслужить доверие, — значит быть спасенным. При всякой попытке подействовать возвышающим образом на других, мы вскоре увидим, что успех наш прямо зависит от того, насколько мы убедим этих других в нашем доверии к ним. Уважение других является первым залогом того, что утерянное человеком самоуважение снова восстановится. Наш идеал о нем становится для него возможною надеждою и образцом.
„Любовь не радуется неправде, а сорадуется истине”.
Я назвал это свойство ее искренностью. Да и, действительно, человек с любящим сердцем будет любить истину не меньше, чем людей.
Он будет радоваться истине, не тому, во что научился он верить, не той или другой церковной доктрине, не тому или иному изму, он будет радоваться истине. Он примет только то, что реально, он будет стремиться к фактам, без предупреждений, смиренно будет искать он истину и свято хранить все, что и с какими бы жертвами он не достал. Более буквальный перевод только что цитированного места именно и указывает на подобную жертву во имя истины. Реальный смысл, который ап. Павел вкладывает в слова свои: „не радуется неправде, а сорадуется истине”, не выражается вполне, вероятно, ни одним евангельским словом — ни словом искренность. Цитата эта, пожалуй, только при более тесном толковании, выставляет требование такого самоограничения, которое не позволяет извлекать для себя выгоды из промахов других, такого милосердия, которое не находит удовольствия в слабости других, а наоборот „покрывает все”, такой искренности, которая старается видеть вещи в их действительном свете и радуется, когда находит их лучшими, чем их считала людская подозрительность или объявляла клевета.
Вот что дает анализ любви. Приспособить эти указания к нашим индивидуальным характерам, — задача жизни каждого из нас. Научиться любви — вот самая благородная цель для нас в этом мире. А разве мало удобных случаев научиться любви дает нам жизнь?
Тысячи таких случаев представляются ежедневно каждому мужчине и каждой женщине. Мир — не сцена, а — школьная комната. Жизнь — не ряд увеселений, а — процесс воспитания. И тот вечный урок, который мы должны разучить заключается в разрешении вопроса, как лучше мы можем любить. Что нужно человеку для того, чтобы стать хорошим игроком в крокет? Практика. Что нужно, чтобы достичь хороших результатов в области художества, скульптуры, музыки? Практика.
Как достичь успеха в области лингвистики, стенографии? Практикой. Что нужно для того, чтобы стать хорошим человеком? Практика и ничего больше. Ничего удивительного такое требование не представляет и по отношению к религии. Душа наша в своем развитии не идет какими-нибудь иными путями, не развивается по каким-нибудь иным законам, чем наше тело и ум. Если человек не упражняет своей руки, то у него останавливается развитие двуглавой мышцы. Точно так же, если человек не упражняет своей души, душа его становится вялой, характер слабым, нравственное чувство бессильным, духовный рост уродливым. Любовь не вызывается эмоцией энтузиазма. Она является ярким и сильным выражением полного и законченного христианского характера, ручательством того, что человек, природа которого схожа с природой Христа, находится на вершине своего развития. И составные части этого великого характера сложились только путем беспрерывного упражнения.
Что делал Христос в мастерской плотника? Учился. Мы читаем, что Он, не смотря на все Свое совершенство, учился повиновению.
Он стремился увеличить Свою мудрость, Свою любовь к Богу и людям. Не ропщите поэтому на свой жизненный жребий. Не жалуйтесь на то, что не иссякают заботы вас одолевающие, на то, что жизненное поле ваше так узко, на то, что всякого рода душевные терзания не покидают вас, на то, что вам приходится жить и работать с мелочными и вялыми людьми.
Прежде всего, не помните зла за те испытания, которые приносит вам жизнь, не смущайтесь тем, что они все больше и больше сгущаются вокруг вас и не уступают ни усилиям вашим, ни тоске, ни молитве. Это та область, в которой Бог предоставил упражнять вам ваши силы. Эта работа сделает вас терпеливыми, кроткими, великодушными, бескорыстными, услужливыми, милосердными. Не жалуйтесь на руку, которая формует еще слишком бесформенный внутренний образ ваш. Мало по малу становится он все прекраснее и прекраснее, хотя вы этого и не замечаете, и всякое соприкосновение с искушением может подвигать вас вперед на пути совершенствования.
Ступайте, поэтому, в самый круговорот жизни. Не изолируйте себя. Оставайтесь среди людей и обстановки их, среди волнений, замешательств и препятствий. Вы помните слова Гете: „Талант слагается в тиши покоя, характер же в водовороте мира”. В уединении развивается способность к молитве, вере, размышлению, прозрению. Характер растет в потоке жизни мира. Здесь-то, главным образом, люди и могут научиться любить.
Но как? Чтобы облегчить эту задачу я назвал некоторые элементы любви, — но только элементы. Сама же любовь не может быть определена. Свет представляет нечто более суммы его составных частей — сверкающий, блистающий, кружащий эфир. И любовь больше всех своих элементов — нечто трепетное, доступное чувству, живое. Соединением лучей всех цветов люди могут получить луч белого цвета, но создать цвет, они не могут. Соединяя все добродетели, люди могут стать добродетельными, но не могут создать любви. Как же мы можем внести в наши души это нечто живое и прекрасное во всей его целости. Мы для этого напрягаем нашу волю, смело подражаем уже носящим в своей душе любовь, устанавливаем различные правила, бодрствуем, молимся. Но все эти меры не внесут еще любви в нашу природу. Любовь есть действие. А данное действие мы можем получить только при наличности всех соответствующих условий.
Указать ли мне вам на причину этого действия? В первом послании Иоанна Богослова мы найдем такие слова: „Мы любим потому, что Он прежде возлюбил нас’’. „Мы любим”, сказано здесь, а „не любим Его”, как читали совершенно неправильно прежние критики. „Мы любим, потому что Он прежде возлюбил нас”. Обратите внимание на это слово „потому что”. Оно указывает на ту причину, о которой я только что упомянул. „Потому что Он прежде возлюбил нас”. Действие, которое вытекает из этой причины то, что мы любим, мы любим Его, мы любим всех людей. Содействие наше здесь не при чем. Мы любим всякого человека потому, что Он возлюбил нас. Сердце наше понемногу преобразуется. Вглядитесь в любовь Христа, и вы научитесь любить. Станьте перед ней, отразите характер Христа, и вы, переходя от кротости к кротости, — изменитесь по этому самому образу. Другого пути нет. По приказанию любить нельзя. Достойный любви предмет вы можете только созерцать, полюбить его и все более и более ему уподобляться.
И так, — всмотритесь в этот совершенный характер, в эту совершенную жизнь. Всмотритесь в ту великую жертву, которую Он Сам нес в течении всей Своей жизни до креста на Голгофе, и вы должны полюбить Его. А, любя Его, вы должны уподобиться Ему. Любовь порождает любовь. Это процесс индукции. Поместите кусочек железа неподалеку от наэлектризованного тела, и ваш кусочек железа сам через некоторое время наэлектризуется. От присутствия постоянного магнита он сам станет временным магнитом, и пока они рядом лежат, оба они остаются магнитами. Не покидайте Того, Кто возлюбил нас и отдал Себя за нас, и тогда вы станете постоянным магнитом, постоянною притягательною силою и, подобно Ему, вы будете притягивать к себе всех людей, а также, подобно Ему, притягиваться всеми людьми.
Таково неизбежное действие любви. Каждый человек, который все сделал для того, чтобы данная сила играла в его внутреннем мире роль причины, должен быть уверен, что последует указанное действие. Постарайтесь же устранить всякую мысль, что религия не является к нам случайно, таинственно, по капризу. Она возникает у нас по законам естественным, или, лучше сказать, по сверхъестественным законам, так как каждый закон — божественного происхождения.
Эдуард Ирвинг навестил как то умирающего ребенка. Войдя в комнату, он тотчас же наложил руку на голову страдальца, сказав: „Дитя мое, Бог любит тебя”, удалился. Больное дитя тотчас же вскочило с постели и обратилось с громкими криками к своим домашним: „Бог любит меня, Бог любит меня”. Случай этот вызвал в ребенке глубокие перемены. Мысль, что Бог полюбил его, овладела им, растрогала его и вызвала с этого момента обновление его души. Подобным же образом каждое неспособное к любви сердце расплавляется в лучах любви Бога, вступает в процесс обновления и делает человека терпеливым, кротким, милосердным, бескорыстным.
Нет другого пути! Нет другой тайны! Мы любим всех наших ближних, даже наших врагов, потому что Он впервые возлюбил нас.

ЗАЩИТА СДЕЛАННЫХ ВЫШЕ
ПОЛОЖЕНИЙ

Теперь в заключение я приведу две или три мысли в защиту того, что любовь ап. Павел принял за высшее благо. На это у него были чрезвычайно важные основания. Коротко характеризовать их можно так: любовь не исчезает. „Любовь”, настаивает ап. Павел, „никогда не перестает”. Затем он приступает к замечательному перечню всего того, что считалось великим в его время. Он перебирает все, что люди считали устойчивым и показывает, что все это скоротечно, временно, проходяще.
„Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся”. В течении сотен лет Бог делал Свои откровения людям только через пророков, и пророк тогда был выше царя. Люди жадно ждали появления нового вестника от Бога и на речи его, когда, наконец, он появлялся, полагались, как на истинный голос Бога. Ап. Павел говорит: „пророчества прекратятся”. Библия полна пророчеств. Одно за другим они прекращались, т.е. по мере того, как они исполнялись, заканчивалась и их задача... Все значение их в настоящее время исчерпывается тем, что они питают веру набожного человека.
Затем ап. Павел говорит о языках, другом предмете горячих стремлений людей того времени: „и языки умолкнут”. Как все мы знаем, прошло много и много столетий с тех пор, пока некоторые из языков получили широкую известность в этом мире. Они умолкли. Принимайте это в каком угодно смысле. Будем, только для иллюстрации, говорить о языках, как о способе выражения мыслей. Правда, ап. Павел не имел ввиду этой стороны дела, и хотя из такой постановки вопроса, мы и не извлечем каких-нибудь особенных выводов, но она укажет нам на истину в общих чертах.
Посмотрите, где тот язык, на котором написано было послание ап. Павла — греческий? Он исчез. Где другой великий язык того времени — латинский? Он умолк. Так исчезает индейский язык. Так на наших глазах умирают наречия Уэльса, Ирландии, Верхней Шотландии. Наибольшей популярностью после Библии из всех книг, написанных на английском языке, пользуются Записки Пикквийского клуба Диккенса. Написана она главным образом языком лондонских улиц и люди опытные утверждают, что через каких-нибудь полсотни лет она будет непонятна среднему английскому читателю.
Затем ап. Павел идет дальше и еще с большею смелостью прибавляет: „знание упразднится”. Где мудрость древних? Она вся прошла. Любой школьник нашего времени знает больше, чем знал Исаак Ньютон. Знание его исчезло. Вчерашнюю газету вы бросаете в огонь, сведения, которые она сообщает, уже не нужны. Старые издания громадных энциклопедий вы покупаете за несколько пэнсов. Те знания, которые в них вложены, уже не имеют значения. Посмотрите, как прежняя почтовая карета вытеснена паром. Посмотрите, как электричество вытесняет пар и сбросило сотни почти новых изобретений в бездну забвения. Величайший авторитет из современных нам ученых сэр Вильям Томсон как то сказал: „время паровой машины миновало”. „Знание упразднится”. В каждой мастерской на заднем дворе вы увидите кучу старого железа, несколько колес, несколько рычагов, несколько кривошипов, сломанных и покрытых ржавчиной. Двадцать лет тому назад они были гордостью города. Люди из страны съезжались толпами посмотреть на великое изобретение. Теперь же выше его стоят другие изобретения, время его миновало. И вся хваленая философия и наука нашего времени вскоре будет отсталой. Еще недавно в Единбургском университете самой крупной фигурой на факультете был сэр Джемс Симпсон, открывший хлороформ. И, вот несколько дней тому назад, библиотекарь университета попросил преемника его и племянника профессора Симпсона, зайти в библиотеку и отобрать все книги по его предмету, которые больше уже не нужны. Ответ библиотекарю был таков: „Уберите в погреб все руководства старше десяти лет”. Сэр Джемс Симпсон был великим авторитетом всего несколько лет тому назад. Люди со всех сторон света приходили посоветоваться с ним и почти вся наука того времени предана современною наукою забвению. И в каждой отрасли науки повторяется то же самое.
„Теперь мы знаем отчасти. Мы видим как бы сквозь тусклое стекло”.
Можете ли вы указать мне что-нибудь постоянное? О многом ап. Павел не соблаговолил упомянуть. Он не назвал денег, счастья, славы: он берет только то, что было великим в глазах у лучших из его современников и все это решительно устраняет. Ап. Павел не считает эти явления достойными осуждения по самой сущности своей. Про них говорит он лишь только то, что они упразднятся. Сами по себе они великие явления, но не высшее благо. Есть нечто выше их. То, что мы представляем из себя, выше того что мы делаем, и выше того, чем мы владеем.
Многое, что люди считают греховным — вовсе не грех, а явление переходящее. И это любимый аргумент Нового Завета. Иоанн не говорит, что мир был не хорош, а что он „проходит”. Много на свете такого, что доставляет нам удовольствие и кажется нам прекрасным. Много есть на свете и такого, что обладает величием и значение чего постоянно растет. Но все это не останется на веки. Все, что существует в этом мире, похоть очей, похоть плоти, гордость жизни, все это является на короткий срок.
Не тратьте поэтому своей любви на этот мир. Ничто также в нем не достойно любви и привязанности бессмертной души. Душа бессмертная должна отдавать себя также чему-нибудь бессмертному, а бессмертны только сии три: вера, надежда, любовь, но любовь из них больше.
Некоторые полагают, что две из сих трех также перейдут: вера перейдет в зрение, надежда в исполнение. Ап. Павел не говорит этого. Об условиях будущей жизни мы знаем очень мало. Известно только, что любовь должна остаться. Бог, вечный Бог — есть любовь. Стремитесь же приобрести этот вечный дар, который, как известно, один только обладает устойчивостью. Старайтесь запастись той монетой, которая будет в ходу во всей вселенной, когда все другие монеты, всех народов мира выйдут из обращения и будут в пренебрежении. Многому вы отдаете себя, отдайте себя прежде всего любви. Берите вещи только в нужной пропорции — по их действительной ценности. Поставьте, наконец, первой великой задачей вашей жизни приобрести характер, определенный этими словами, характер, в центре которого положена любовь, а это есть характер Христа.
Я сказал, что любовь пребывает вечно. Замечали ли вы когда-нибудь, как часто св. Иоанн ассоциирует любовь и веру с вечной жизнью? В детстве мне не говорили, что „Бог так возлюбил мир, что отдал Сына Своего единородного, что бы все верующие в Него не погибли, но получили бы жизнь вечную”. Мне, насколько я помню, говорили, что при вере в Него, я обрету известное состояние духа — мир, так называемый, или что я получу блаженство, или буду испытывать радость, или буду чувствовать удовлетворение. Но я уже сам нашел, что всякий верующий в Него — т.е. всякий любящий Его, ибо вера только путь к любви, — имеет вечную жизнь.
Евангелие предлагает человеку жизнь. Никогда не предлагайте людям какого-нибудь отрывка из Евангелия. Не предлагайте им одной только радости, одного только мира, одного только блаженства, одного только чувства удовлетворения. Расскажите им, как Христос пришел дать людям жизнь более богатую, чем та, которую они имеют, жизнь богатую и любовью, а потому богатую для них самих спасением, жизнь широко открывающую возможность к облегчению и искуплению мира.
Тогда только Евангелие может охватить всего человека, тело, душу и дух его, и каждой части его природы дать особое назначение и особое вознаграждение. Многие из последователей Евангелия обращаются только к части природы человека. Они предлагают мир, а не жизнь, веру, а не любовь, отпущение грехов, а не возрождение. И люди снова покидают такую религию, так как она в действительности никогда не захватывала их. Природа их шире тех рамок, которые ставит подобная религия. Она не зовет их к более широкой и радостной жизни, чем та, которой они жили раньше. Отсюда ясно, что только более полная любовь может бороться с нашей любовью к миру.
Любить широко — значит жить широко и любить вечно, значит жить вечно. Отсюда, вечная жизнь неразрывно связана с любовью. Желание жить вечно определяется теми же самыми причинами, как желание остаться в живых и на завтра. Почему вам хочется прожить завтрашний день ? Потому, что есть люди, которые любят вас, которых вы желаете увидеть завтра, прожить с ними этот день и любовью отплатить за любовь. Мы любим и мы любимы — вот единственная причина, которая заставляет нас желать жизни. Человек лишает себя жизни только, когда нет ни одного человека, который любил бы его. Пока у него есть друзья, которые любят его и которых он любит, до тех пор он будет жить. Ибо жить — значит любить! Если бы это была любовь только к собаке, то и такая любовь привязала бы его к жизни. Но когда ее не станет, когда оборвется всякая связь с жизнью, тогда не останется у него никаких оснований продолжать свою жизнь, и он умирает от собственной своей руки.
Далее, — вечная жизнь есть познание Бога, а Бог есть любовь. Таково определение Самого Христа. Взвесьте его. „Ибо такова жизнь вечная, что они знают Тебя, Единого Истинного Бога и посланного Тобою Иисуса Христа”. Любовь должна быть вечной, она — то же, что и Бог. А отсюда — любовь есть жизнь! Любовь никогда не перестает, и жизнь не перестает до тех пор, пока есть любовь. Такова философия учения, открываемого нам ап. Павлом. Вот основание, почему по самой природе вещей любовь должна быть высшим благом: она остается на веки, она есть вечная жизнь. Ею мы должны жить теперь же, а не то, чтобы достичь ее лишь по смерти: мало остается шансов достичь ее по смерти, если при жизни мы не достигли ее. Нет в этом мире печальнее для человека судьбы, как прожить всю жизнь до преклонных лет, не любя и не быв любимым. Погибнет тот, кто живет в условиях, не дарующих ему возрождения, — кто сам не имеет любви к людям и к кому люди не питают любви. Кто пребывает в любви, тот пребывает и в Боге, ибо Бог есть любовь.
Теперь я кончаю. Не пожелает ли кто-нибудь из вас прочитывать со мною раз в не делю, в течении следующих трех месяцев, эту тринадцатую главу первого послания к Коринфянам ? Один человек послушался меня и в корень изменил всю свою последующую жизнь. Хотите ли вы сделать то же самое? Здесь дело идет о высшем в мире благе. Вы можете начать с ежедневного чтения, особенно тех стихов, которые описывают совершенный характер. „Любовь долготерпит, милосердствует, не ищет своего, не раздражается, все переносит, всему верит, всего надеется”. Внесите эти составные части любви в свою жизнь, ибо тогда всякий поступок ваш будет вечным. Стоит на это решиться. Стоит на это потратить время. Ни один человек не стал святым во сне. Для исполнения требуемых условий нужны в известных размерах молитва, размышления и время, подобно тому, как при любом совершенствовании, духовном или физическом, нельзя обойтись без приготовлений и хлопот. Достижение высшего блага поставьте своей единственной целью. Стремитесь, как бы дорого вам ни стоило это, сделать характер свой возвышенным. Оглядываясь на прошлую свою жизнь, вы найдете, что сохранились в памяти только те моменты, когда вы действительно жили, только те моменты, когда вы делали что-нибудь в духе любви. Когда ваше воображение углубляется в прошлое и перебирает все пережитые вами, скоро преходящие удовольствия жизни, то клочками всплывают яркие воспоминания только о тех великих часах, когда вам открывалась возможность, незаметно для других оказать своим ближним какой-нибудь акт милосердия, и вы для этого находили в себе силу. Часто это бывали самые пустяшные случаи, о которых не стоит и говорить, но которые, как вы чувствуете, стали частью вашей вечной жизни. Я видел почти все радости, уготованные Им человеку, но, при воспоминании прошлого, внимание мое привлекают четыре или пять случаев, когда душа моя дала слабое отражение божественной любви и эти мелкие факты одни сохранились из всего пережитого. Все остальное в нашей жизни — преходяще. Всякое другое благо имеет одну только видимость. Но никогда не изгладятся те акты любви, о которых не знает ни один человек, и даже те, о которых люди могут знать.
У евангелиста Матфея есть картина страшного суда, где Сидящий на Престоле отделяет овец от козлов и решает судьбу человека не по тому, „Как он верил”, а по тому, „как он любил”. Окончательный приговор над христианином определяется не религиозностью его, а любовью. Не тем, что он сделал и во что верил, а тем как удалось ему разрешить те случаи милосердия, которые так широко рассеяны в жизни. Не за то, что мы сделали, будут обвинять нас, на страшном суде, а за то, что упустили мы сделать. Да иначе и быть не могло бы. Ибо, раз противимся мы призыву любви, то тем самым отрицаем дух Христа, даем доказательства того, что мы никогда не знали Его, что для нас Он жил напрасно. Это значит, что ни одна наша мысль не была внушена Им, что ни одно наше дело не было проникнуто Его духом, что ни разу мы к Нему не приближались с целью облегчить Его страдания за мир. Это значит: „Для себя я жил, о себе думал, о себе, и больше ни о ком, как будто Христос никогда не жил, как будто Он никогда не умирал”! 
Перед сыном Человеческим будут собраны все народы мира и в присутствии всего человечества мы будем судимы. И каждый молчаливо осудит себя в душе при одном только взгляде на картину страшного суда, которая тогда развернется перед ним. Тут будут и те, которым при встрече мы оказали посильную помощь и громадная масса тех, которым мы не выказали милосердия, которыми мы пренебрегали, которых презрели. Никаких других свидетельств не будет. Только одно обвинение — обвинение в черствости сердца будет решать нашу участь. Благодаря Богу, христиане наших дней все больше и больше прислушиваются к нуждам мира сего. Живите, чтобы оказывать ему свою помощь. Благодаря Богу, люди хоть на волосок теперь лучше разбирают, что такое религия, что такое Бог, что такое Христос, где пребывает Христос.